თამაზ ხუციშვილი: მოგონებები
ჰენრი მილერი:
ფრესკაზე დაღუპული ფალოსი: იცხოვრა...
ზაპასოფია
ოცნების აცოცხლებას არ ჭირდება, იყო ზაპა.
საკმარისია, გაზაპდე.
იგრძენ ზაპობა!
Настоящая книжка Фрэнка Заппы
სრული ტექსტი: http://lib.rus.ec/b/212919
Глава 2
Вся наша округа
Вся наша округа
Лет в двенадцать (в пятьдесят первом или пятьдесят втором году) я заинтересовался барабанами. Сдается мне, барабанами многие мальчишки увлекаются, но что до меня, то никаким рок-н-ролльным барабанщиком я себя не мыслил, поскольку рок-н-ролла тогда еще не придумали. Меня попросту интересовало, как звучат предметы, по которым можно стучать.
Начал я с оркестровых ударных, изучив все основы: дробь, форшлаги, аппликатуру и парадидлы. В Монтерее я ходил на летние курсы, где преподавал Кит Маккиллоп. Вместо барабанов он заставлял нас упражняться на деревянных досках. Мы стояли у досок и разучивали основы, используемые в шотландской школе игры на ударных. После этого я упросил родителей достать мне малый барабан, на котором я упражнялся в гараже. Когда им стало не по средствам платить за прокат барабана, я принялся играть на мебели - отбивать краску от комодов и все такое.
В 1956 году я играл в школьной ритм-энд-блюзовой группе "Бродяги". Репетировали мы в гостиной у пианиста Стюарта Конгдона - отец его был проповедником. Я упражнялся на горшках и кастрюлях, зажимая их коленями, точно бонго. В конце концов я уговорил своих стариков купить настоящую ударную установку (подержанную, у парня с нашей улицы, долларов за пятьдесят). Получил я ее лишь за неделю до нашего первого выступления. Поскольку я никогда не учился координировать движения рук и ног, мне трудновато было выдерживать такт педалью большого барабана.
Лидер группы Элвуд Мадео Младший нашел нам работу в заведении под названием "Городской зал", на углу Сороковой и Мид, в округе Хиллкрест Сан-Диего. Наш гонорар: семь долларов - на всех.
По дороге на концерт до меня дошло, что я забыл барабанные палочки (свою единственную пару), и нам пришлось через весь город за ними возвращаться. В конце концов меня уволили, потому что, как мне сказали, я слишком увлекался игрой на тарелках. Учиться играть на барабанах очень трудно: почти не бывает звуконепроницаемых квартир, подходящих для занятий. (Интересно, откуда на самом деле берутся хорошие барабанщики?)
Рок-н-ролльные альбомы появились в продаже лишь через несколько лет после изобретения самого рок-н-ролла. В начале пятидесятых подростки покупали пластинки на 78 и 45 оборотов.
Первый рок-н-ролльный альбом я увидел году в пятьдесят седьмом - он назывался "Молодежный танцевальный вечер". На обложке была изображена компания ОЧЕНЬ БЕЛЫХ ПОДРОСТКОВ, они танцевали, повсюду болталось конфетти, а неподалеку - несколько бутылок содовой. Внутри был сборник песен негритянских "ду-уоп"-групп.
В то время моя коллекция состояла из пяти-шести маленьких ритм-энд-блюзовых пластинок на 78 оборотов. Я был подростком из низов среднего класса, розничная цена на любой медленно вращающийся высококлассный винил казалась мне несусветной.
Однажды в журнале "Лук" я наткнулся на статью о магазине грампластинок Сэма Гуди, где этот Сэм Гуди превозносился до небес. Автор статьи утверждал, что мистер Гуди может продать что угодно, и в качестве примера упомянул, что тот умудрился сбыть с рук даже альбом под названием "Ионизация".
Далее в статье говорилось примерно следующее: "В этом альбоме одни барабаны - сплошь жуткий диссонанс; худшая музыка на свете". Ага! Вот оно! Это мне и нужно! Я понятия не имел, где раздобыть такую пластинку, я ведь жил в Эл-Кахоуне, Калифорния, - маленьком городишке ковбойского типа неподалеку от Сан-Диего.
Прямо за холмом располагался другой городок Ла-Мейса - немного более цивилизованный (там был "магазин хай-фай"). Через некоторое время я остался ночевать у приятеля из Ла-Мейсы Дейва Фрэнкена, и утром мы направились в этот магазин - там продавались ритм-энд-блюзовые пластинки.
Порывшись на полке и отыскав парочку пластинок Джо Хастона, я двинулся в сторону кассы и случайно бросил взгляд на отдел долгоиграющих пластинок. Я заметил странный черно-белый конверт, на котором был изображен человек с курчавыми седыми волосами, похожий на безумного ученого. Я подумал: вот здорово, что безумный ученый записал наконец пластинку, - поэтому я ее и взял. И это оказалась она - пластинка с "Ионизацией". Автор статьи в "Луке" слегка ошибся - на самом деле пластинка называлась "Полное собрание произведений Эдгара Вареза, часть 1", и наряду с прочими вещами там была"Ионизация". Записала ее скромная фирма "ММИ" (Музыкальный магазин "Илэйн"). Пластинка числилась под номером 401.
Я вернул на место пластинки Джо Хастона и пошарил в карманах, чтобы узнать, сколько у меня денег, - набралось, кажется, что-то около трех долларов семидесяти пяти центов. Я раньше ни разу не покупал альбомов, но знал, что они наверняка стоят дорого - их ведь покупали в основном старики. Я спросил кассира, сколько стоит "ММИ 401".
"Та серая, в коробке? - сказал он. - Пять девяносто пять".
Эту пластинку я разыскивал больше года и так просто отказываться от нее не собирался. Я заявил, что у меня всего три семьдесят пять. Минуту подумав, кассир сказал:
"Мы ее используем для демонстрации высококлассной аппаратуры - но тогда никто ничего не берет. Ладно, если тебе ее так сильно хочется, можешь взять ее за три семьдесят пять".
Мне не терпелось ее послушать. У нас был проигрыватель по-настоящему низкого класса: "Декка". Маленький ящичек дюйма в четыре высотой, на коротких металлических ножках (потому что динамик снизу) и с таким глуховатым звукоснимателем, на который для пущего веса приходилось класть четвертак. Работал он на всех трех скоростях, но еще ни разу не ставился на 33 1/3.
Проигрыватель стоял в углу гостиной, где мама гладила белье. Когда она его покупала, ей бесплатно вручили пластинку студии "Меркури" "Маленький сапожник" в исполнении какой-то вокальной группы из белых певцов средних лет. "Маленького сапожника" мама имела обыкновение слушать, утюжа белье, поэтому только в гостиной я и мог послушать новенький альбом Вареза.
Я поставил проигрыватель на полную громкость (чтобы насладиться "классом" максимально) и осторожно опустил универсальную иглу с осмиевым наконечником на вводную бороздку "Ионизации". Моя мама - скромная католичка, она любит смотреть гонки на роликовых коньках. Услышав то, что раздалось из маленького динамика на дне "Декки", она посмотрела на меня так, будто я окончательно на хуй спятил.
Сирены, и малые барабаны, и большие барабаны, и львиный рык, и всевозможные непонятные шумы. Мама навсегда запретила мне ставить эту пластинку в большой комнате. Я заявил, что, по-моему, пластинка великолепна и я желаю прослушать ее целиком.
Мама велела мне забрать проигрыватель в спальню.
Больше она "Маленького сапожника" не слышала.
Проигрыватель так и остался у меня в комнате, и я снова и снова слушал "ММИ 401", сосредоточенно черпая обрывки информации из примечаний на конверте. Музыкальные термины я не понимал, но все равно запомнил.
Пока я учился в школе, всех, кто ко мне приходил, я заставлял слушать Вареза - потому что считал это лучшей проверкой интеллекта. Все они тоже считали, что я окончательно на хуй спятил.
Начал я с оркестровых ударных, изучив все основы: дробь, форшлаги, аппликатуру и парадидлы. В Монтерее я ходил на летние курсы, где преподавал Кит Маккиллоп. Вместо барабанов он заставлял нас упражняться на деревянных досках. Мы стояли у досок и разучивали основы, используемые в шотландской школе игры на ударных. После этого я упросил родителей достать мне малый барабан, на котором я упражнялся в гараже. Когда им стало не по средствам платить за прокат барабана, я принялся играть на мебели - отбивать краску от комодов и все такое.
В 1956 году я играл в школьной ритм-энд-блюзовой группе "Бродяги". Репетировали мы в гостиной у пианиста Стюарта Конгдона - отец его был проповедником. Я упражнялся на горшках и кастрюлях, зажимая их коленями, точно бонго. В конце концов я уговорил своих стариков купить настоящую ударную установку (подержанную, у парня с нашей улицы, долларов за пятьдесят). Получил я ее лишь за неделю до нашего первого выступления. Поскольку я никогда не учился координировать движения рук и ног, мне трудновато было выдерживать такт педалью большого барабана.
Лидер группы Элвуд Мадео Младший нашел нам работу в заведении под названием "Городской зал", на углу Сороковой и Мид, в округе Хиллкрест Сан-Диего. Наш гонорар: семь долларов - на всех.
По дороге на концерт до меня дошло, что я забыл барабанные палочки (свою единственную пару), и нам пришлось через весь город за ними возвращаться. В конце концов меня уволили, потому что, как мне сказали, я слишком увлекался игрой на тарелках. Учиться играть на барабанах очень трудно: почти не бывает звуконепроницаемых квартир, подходящих для занятий. (Интересно, откуда на самом деле берутся хорошие барабанщики?)
Рок-н-ролльные альбомы появились в продаже лишь через несколько лет после изобретения самого рок-н-ролла. В начале пятидесятых подростки покупали пластинки на 78 и 45 оборотов.
Первый рок-н-ролльный альбом я увидел году в пятьдесят седьмом - он назывался "Молодежный танцевальный вечер". На обложке была изображена компания ОЧЕНЬ БЕЛЫХ ПОДРОСТКОВ, они танцевали, повсюду болталось конфетти, а неподалеку - несколько бутылок содовой. Внутри был сборник песен негритянских "ду-уоп"-групп.
В то время моя коллекция состояла из пяти-шести маленьких ритм-энд-блюзовых пластинок на 78 оборотов. Я был подростком из низов среднего класса, розничная цена на любой медленно вращающийся высококлассный винил казалась мне несусветной.
Однажды в журнале "Лук" я наткнулся на статью о магазине грампластинок Сэма Гуди, где этот Сэм Гуди превозносился до небес. Автор статьи утверждал, что мистер Гуди может продать что угодно, и в качестве примера упомянул, что тот умудрился сбыть с рук даже альбом под названием "Ионизация".
Далее в статье говорилось примерно следующее: "В этом альбоме одни барабаны - сплошь жуткий диссонанс; худшая музыка на свете". Ага! Вот оно! Это мне и нужно! Я понятия не имел, где раздобыть такую пластинку, я ведь жил в Эл-Кахоуне, Калифорния, - маленьком городишке ковбойского типа неподалеку от Сан-Диего.
Прямо за холмом располагался другой городок Ла-Мейса - немного более цивилизованный (там был "магазин хай-фай"). Через некоторое время я остался ночевать у приятеля из Ла-Мейсы Дейва Фрэнкена, и утром мы направились в этот магазин - там продавались ритм-энд-блюзовые пластинки.
Порывшись на полке и отыскав парочку пластинок Джо Хастона, я двинулся в сторону кассы и случайно бросил взгляд на отдел долгоиграющих пластинок. Я заметил странный черно-белый конверт, на котором был изображен человек с курчавыми седыми волосами, похожий на безумного ученого. Я подумал: вот здорово, что безумный ученый записал наконец пластинку, - поэтому я ее и взял. И это оказалась она - пластинка с "Ионизацией". Автор статьи в "Луке" слегка ошибся - на самом деле пластинка называлась "Полное собрание произведений Эдгара Вареза, часть 1", и наряду с прочими вещами там была"Ионизация". Записала ее скромная фирма "ММИ" (Музыкальный магазин "Илэйн"). Пластинка числилась под номером 401.
Я вернул на место пластинки Джо Хастона и пошарил в карманах, чтобы узнать, сколько у меня денег, - набралось, кажется, что-то около трех долларов семидесяти пяти центов. Я раньше ни разу не покупал альбомов, но знал, что они наверняка стоят дорого - их ведь покупали в основном старики. Я спросил кассира, сколько стоит "ММИ 401".
"Та серая, в коробке? - сказал он. - Пять девяносто пять".
Эту пластинку я разыскивал больше года и так просто отказываться от нее не собирался. Я заявил, что у меня всего три семьдесят пять. Минуту подумав, кассир сказал:
"Мы ее используем для демонстрации высококлассной аппаратуры - но тогда никто ничего не берет. Ладно, если тебе ее так сильно хочется, можешь взять ее за три семьдесят пять".
Мне не терпелось ее послушать. У нас был проигрыватель по-настоящему низкого класса: "Декка". Маленький ящичек дюйма в четыре высотой, на коротких металлических ножках (потому что динамик снизу) и с таким глуховатым звукоснимателем, на который для пущего веса приходилось класть четвертак. Работал он на всех трех скоростях, но еще ни разу не ставился на 33 1/3.
Проигрыватель стоял в углу гостиной, где мама гладила белье. Когда она его покупала, ей бесплатно вручили пластинку студии "Меркури" "Маленький сапожник" в исполнении какой-то вокальной группы из белых певцов средних лет. "Маленького сапожника" мама имела обыкновение слушать, утюжа белье, поэтому только в гостиной я и мог послушать новенький альбом Вареза.
Я поставил проигрыватель на полную громкость (чтобы насладиться "классом" максимально) и осторожно опустил универсальную иглу с осмиевым наконечником на вводную бороздку "Ионизации". Моя мама - скромная католичка, она любит смотреть гонки на роликовых коньках. Услышав то, что раздалось из маленького динамика на дне "Декки", она посмотрела на меня так, будто я окончательно на хуй спятил.
Сирены, и малые барабаны, и большие барабаны, и львиный рык, и всевозможные непонятные шумы. Мама навсегда запретила мне ставить эту пластинку в большой комнате. Я заявил, что, по-моему, пластинка великолепна и я желаю прослушать ее целиком.
Мама велела мне забрать проигрыватель в спальню.
Больше она "Маленького сапожника" не слышала.
Проигрыватель так и остался у меня в комнате, и я снова и снова слушал "ММИ 401", сосредоточенно черпая обрывки информации из примечаний на конверте. Музыкальные термины я не понимал, но все равно запомнил.
Пока я учился в школе, всех, кто ко мне приходил, я заставлял слушать Вареза - потому что считал это лучшей проверкой интеллекта. Все они тоже считали, что я окончательно на хуй спятил.
"Пустыни"
В день моего пятнадцатилетия мама сказала, что истратит на меня пять долларов (в то время большие деньги для нас), и спросила меня, чего я хочу. Я ответил: "Покупать ничего не надо, разреши лучше позвонить по межгороду". (В нашем доме никто никогда не звонил по межгороду.)
Я решил позвонить Эдгару Варезу. По моему глубокому убеждению, человек, похожий на безумного ученого, мог жить только в месте под названием Гринич-Виллидж. Я позвонил в нью-йоркское справочное бюро и спросил, не числится ли у них Эдгар Варез. Он, естественно, числился. Мне даже дали адрес: Салливан-стрит, 188. К телефону подошла его жена Луиза. Она была очень мила, сообщила мне, что мужа нет дома - уехал в Брюссель работать над сочинением к Всемирной ярмарке ("Poeme electronique"), - и посоветовала перезвонить через пару недель. Точно не помню, что я сказал, когда наконец дозвонился, - вероятно, что-нибудь членораздельное, вроде: "Ого! Я торчу от вашей музыки!"
Варез сообщил мне, что работает над новым произведением "Пустыни", и это растрогало меня до глубины души, ведь Ланкастер, Калифорния, находился в пустыне. Если вам пятнадцать лет, вы живете в пустыне Мохаве и вдруг узнаете, что Величайший Композитор Современности (да еще похожий на безумного ученого) в секретной лаборатории Гринич-Виллиджа трудится над "песней о вашем родном городе" (так сказать), вы можете прийти в неописуемое волнение.
Я и до сих пор считаю, что "Пустыни" написаны о Ланкастере, хотя на конверте альбома фирмы "Коламбия" утверждается, что произведение более философское. Все школьные годы я разыскивал сведения о Варезе и его музыке. Нашел одну книгу с его фотографией, сделанной в молодости, и цитатой, где он говорит, что был бы столь же счастлив, выращивая виноград, как и сочиняя музыку. Мне понравилось.
Я решил позвонить Эдгару Варезу. По моему глубокому убеждению, человек, похожий на безумного ученого, мог жить только в месте под названием Гринич-Виллидж. Я позвонил в нью-йоркское справочное бюро и спросил, не числится ли у них Эдгар Варез. Он, естественно, числился. Мне даже дали адрес: Салливан-стрит, 188. К телефону подошла его жена Луиза. Она была очень мила, сообщила мне, что мужа нет дома - уехал в Брюссель работать над сочинением к Всемирной ярмарке ("Poeme electronique"), - и посоветовала перезвонить через пару недель. Точно не помню, что я сказал, когда наконец дозвонился, - вероятно, что-нибудь членораздельное, вроде: "Ого! Я торчу от вашей музыки!"
Варез сообщил мне, что работает над новым произведением "Пустыни", и это растрогало меня до глубины души, ведь Ланкастер, Калифорния, находился в пустыне. Если вам пятнадцать лет, вы живете в пустыне Мохаве и вдруг узнаете, что Величайший Композитор Современности (да еще похожий на безумного ученого) в секретной лаборатории Гринич-Виллиджа трудится над "песней о вашем родном городе" (так сказать), вы можете прийти в неописуемое волнение.
Я и до сих пор считаю, что "Пустыни" написаны о Ланкастере, хотя на конверте альбома фирмы "Коламбия" утверждается, что произведение более философское. Все школьные годы я разыскивал сведения о Варезе и его музыке. Нашел одну книгу с его фотографией, сделанной в молодости, и цитатой, где он говорит, что был бы столь же счастлив, выращивая виноград, как и сочиняя музыку. Мне понравилось.
Стравинский и Веберн
Вторым моим альбомом на 33 1/3 оборота была пластинка Стравинского. Я отыскал уцененную запись ("Камдена") "Весны священной" в исполнении какого-то "Всемирного симфонического оркестра". (Звучит весьма казенно, да?) Обложка - черно-зеленая абстрактная чертовщина с черными буквами на ярко-красной этикетке. Стравинского я полюбил почти так же, как Вареза.
Еще один композитор, переполнивший меня благоговейным трепетом, - я поверить не мог, что кто-нибудь пишет подобную музыку, - Антон Веберн. Я слушал раннюю запись на фирме "Дайал" - конверт оформлял художник Дэвид Стоун Мартин - с одним или двумя струнными квартетами Веберна, а на другой стороне - симфония соч. 21. Я полюбил эту пластинку, однако она разительно отличалась от Вареза и Стравинского. Я тогда еще ничего не знал о двенадцатитональной музыке, но слушал ее с удовольствием. Без формального образования мне было абсолютно все равно, слушал ли я Молнию-Слима, вокальную группу "Драгоценности" (которая в то время выпустила песню "Ангел в моей жизни"), Веберна, Вареза или Стравинского. Все это было для меня хорошей музыкой.
Еще один композитор, переполнивший меня благоговейным трепетом, - я поверить не мог, что кто-нибудь пишет подобную музыку, - Антон Веберн. Я слушал раннюю запись на фирме "Дайал" - конверт оформлял художник Дэвид Стоун Мартин - с одним или двумя струнными квартетами Веберна, а на другой стороне - симфония соч. 21. Я полюбил эту пластинку, однако она разительно отличалась от Вареза и Стравинского. Я тогда еще ничего не знал о двенадцатитональной музыке, но слушал ее с удовольствием. Без формального образования мне было абсолютно все равно, слушал ли я Молнию-Слима, вокальную группу "Драгоценности" (которая в то время выпустила песню "Ангел в моей жизни"), Веберна, Вареза или Стравинского. Все это было для меня хорошей музыкой.
Моё чисто американское образование
В школе были несколько учителей, которые здорово меня выручали. Мистер Кейвелман, руководитель школьного оркестра в Мишн-Бэй, дал мне ответ на один из самых животрепещущих музыкальных вопросов моей юности. В один прекрасный день я явился к нему с экземпляром "Ангела в моей жизни" - моей любимой в то время ритм-энд-блюзовой мелодии. Я не мог понять, почему мне так нравится эта пластинка, однако считал, что, раз Кейвелман учитель музыки, он-то вполне может знать.
"Послушайте эту вещь, - сказал я, - и скажите, почему она мне так нравится".
"Параллельные кварты", - заключил он.
Он первым рассказал мне о двенадцатитональной музыке. Нельзя сказать, что он был ее страстным поклонником, однако сам факт ее существования признавал, и за это я ему благодарен. Если бы не он, я бы никогда не услышал Веберна.
Мистер Баллард был преподавателем музыки в средней школе Энтелоуп-Вэлли. Несколько раз он доверял мне дирижировать оркестром, разрешал писать на доске ноты и заставлял оркестр по ним играть.
Кроме того, мистер Баллард, сам того не зная, оказал мне большую услугу. Как барабанщик, я был вынужден выполнять ужасное задание - играть в духовом оркестре. Принимая во внимание полное отсутствие у меня интереса к футболу, для меня было настоящей пыткой в конце недели сидеть, напялив на себя идиотскую униформу, и всякий раз, когда кто-нибудь пинал ебучий мяч, выстукивать "Да-та-да-та-та-та-таааа. ВПЕРЕД!", рискуя при этом отморозить себе яйца. Мистер Баллард выгнал меня из Духового оркестра за курение в униформе - и за это я ему буду вечно благодарен.
Английский в Энтелоуп-Вэлли преподавал Дон Серверис. Он тоже оказался настоящим другом. Дону надоело быть учителем, и он уволился - хотел стать киносценаристом. В 1959 году он написал сценарий сверхдешевого ковбойского фильма "Беги домой не торопясь" и помог мне получить в нем мою первую работу по озвучиванию.
"Послушайте эту вещь, - сказал я, - и скажите, почему она мне так нравится".
"Параллельные кварты", - заключил он.
Он первым рассказал мне о двенадцатитональной музыке. Нельзя сказать, что он был ее страстным поклонником, однако сам факт ее существования признавал, и за это я ему благодарен. Если бы не он, я бы никогда не услышал Веберна.
Мистер Баллард был преподавателем музыки в средней школе Энтелоуп-Вэлли. Несколько раз он доверял мне дирижировать оркестром, разрешал писать на доске ноты и заставлял оркестр по ним играть.
Кроме того, мистер Баллард, сам того не зная, оказал мне большую услугу. Как барабанщик, я был вынужден выполнять ужасное задание - играть в духовом оркестре. Принимая во внимание полное отсутствие у меня интереса к футболу, для меня было настоящей пыткой в конце недели сидеть, напялив на себя идиотскую униформу, и всякий раз, когда кто-нибудь пинал ебучий мяч, выстукивать "Да-та-да-та-та-та-таааа. ВПЕРЕД!", рискуя при этом отморозить себе яйца. Мистер Баллард выгнал меня из Духового оркестра за курение в униформе - и за это я ему буду вечно благодарен.
Английский в Энтелоуп-Вэлли преподавал Дон Серверис. Он тоже оказался настоящим другом. Дону надоело быть учителем, и он уволился - хотел стать киносценаристом. В 1959 году он написал сценарий сверхдешевого ковбойского фильма "Беги домой не торопясь" и помог мне получить в нем мою первую работу по озвучиванию.
Еще одна моя мания
Все мои однокашники тратили деньги на автомобили, а я тратился только на пластинки (автомобиля у меня не было). Я ходил в магазины подержанных пластинок и покупал ритм-энд-блюзовые пластинки для музыкальных автоматов.
В Сан-Диего, на первом этаже гостиницы "Мэриленд", был магазинчик, где продавались ритм-энд-блюзовые сорокапятки, каких больше нигде нельзя было достать, - все эти записи Молнии-Слима и Слима Харпо на фирме "Экселло". (В "магазинах грампластинок для белых" заказать их было невозможно, потому что, согласно политике "Экселло", если магазин намеревался придерживаться ритм-энд-блюзового направления, он обязан был иметь в продаже весь каталог госпелов.) Раздобыть пластинку Молнии-Слима я мог, лишь проехав пару сотен миль и купив подержанную, всю исцарапанную.
В Сан-Диего, на первом этаже гостиницы "Мэриленд", был магазинчик, где продавались ритм-энд-блюзовые сорокапятки, каких больше нигде нельзя было достать, - все эти записи Молнии-Слима и Слима Харпо на фирме "Экселло". (В "магазинах грампластинок для белых" заказать их было невозможно, потому что, согласно политике "Экселло", если магазин намеревался придерживаться ритм-энд-блюзового направления, он обязан был иметь в продаже весь каталог госпелов.) Раздобыть пластинку Молнии-Слима я мог, лишь проехав пару сотен миль и купив подержанную, всю исцарапанную.
Кустарное буги
В каждом квартале Сан-Диего была местная молодежная компания, а в каждой компании - своя "клёвая группа" - то же самое, что "команда хозяев" в футболе. Эти группы друг с другом конкурировали - у кого лучше музыканты, костюмы и танцы. "Хорошая группа" должна была иметь по меньшей мере три саксофона (и среди них обязательно баритон), двух гитаристов, барабаны и бас. Более серьезной считалась группа, где все музыканты носили розовые фланелевые пиджаки спортивного покроя, на одной пуговице и с высоким воротом. Совсем хорошо было, если они имели подходящие брюки, и просто великолепно, если музыканты, стоявшие впереди, разучивали одни и те же па и одновременно подпрыгивали на быстрых песнях.
Люди, приходившие послушать эти группы, действительно их любили. Эти "рок-представления" устраивали не "импресарио" - взамен существовали компании девушек, которые снимали зал, нанимали группу, развешивали повсюду гофрированную бумагу и продавали билеты. (Мой самый первый концерт - как раз когда я забыл барабанные палочки - устраивала одна такая компания "СИНИЙ БАРХАТ".)
Люди, приходившие послушать эти группы, действительно их любили. Эти "рок-представления" устраивали не "импресарио" - взамен существовали компании девушек, которые снимали зал, нанимали группу, развешивали повсюду гофрированную бумагу и продавали билеты. (Мой самый первый концерт - как раз когда я забыл барабанные палочки - устраивала одна такая компания "СИНИЙ БАРХАТ".)
Жизнь на тихой улочке
Раньше, когда я учился в школе, с Доном (Капитаном Бифхартом) Ван Влиетом я общался больше, чем когда он ударился в "шоу-бизнес".
В выпускном классе он бросил школу, потому что его отец, шофер хлебного фургона компании "Хелмс", перенес сердечный приступ, и "Влиет" (как его звали в то время) ненадолго сел за отцовскую баранку - однако большей частью попросту прогуливал школу.
Его подружка Лори жила с ним, а также, его мамой (Сью), папой (Гленом), тетей Ионой и дядей Аланом. Бабушка Энни жила через дорогу. Свой "сценический псевдоним" - Капитан Бифхарт, Бычье Сердце, - Дон получил так: у дяди Алана была привычка оголяться перед Лори. Он ссал, не закрывая дверь туалета, а если она проходила мимо, бормотал что-то о своем отростке, к примеру: "Ах, какой красавец! Прямо вылитое большое бычье сердце".
Дон тоже западал по ритм-энд-блюзу, поэтому я приносил к нему свои сорокапятки и мы часами слушали малоизвестные хиты Хаулин Вулфа, Мадди Уотерса, Сонни Боя Уильямсона, Гитары-Слима, Джонни "Гитары" Уотсона, Клэренса "Пасти" Брауна, Дона и Дьюи, "Спаниелей", "Натмегз", "Парагонз", "Орхидз" и т.д. и т.п. В кухне грудами валялись сладкие булочки - какие-нибудь ананасовые кексы, не проданные в тот день, - в доме деваться было некуда от крахмала,- и мы объедались ими, пока играли пластинки. Дон то и дело кричал матери (вечно ходившей в синем шенилевом купальном халате): "Сью! Принеси мне пепси!" Больше в Ланкастере нечего было делать.
Главным нашим развлечением, не считая пластинок, были ночные походы на шоссе, к "Денни", где мы пили кофе.
Если у Дона заканчивались деньги (это еще до того, как он стал развозить хлеб), он открывал заднюю дверцу фургона, вытаскивал длинный лоток с черствыми булочками и отправлял Лори ползти через щель в запертую кабину, где она тибрила несколько долларов из отцовского разменного автомата.
После кофе мы катались на голубом "олдсмобиле" Дона с самодельной головой человека-волка на руле и болтали о людях с большими ушами.
В выпускном классе он бросил школу, потому что его отец, шофер хлебного фургона компании "Хелмс", перенес сердечный приступ, и "Влиет" (как его звали в то время) ненадолго сел за отцовскую баранку - однако большей частью попросту прогуливал школу.
Его подружка Лори жила с ним, а также, его мамой (Сью), папой (Гленом), тетей Ионой и дядей Аланом. Бабушка Энни жила через дорогу. Свой "сценический псевдоним" - Капитан Бифхарт, Бычье Сердце, - Дон получил так: у дяди Алана была привычка оголяться перед Лори. Он ссал, не закрывая дверь туалета, а если она проходила мимо, бормотал что-то о своем отростке, к примеру: "Ах, какой красавец! Прямо вылитое большое бычье сердце".
Дон тоже западал по ритм-энд-блюзу, поэтому я приносил к нему свои сорокапятки и мы часами слушали малоизвестные хиты Хаулин Вулфа, Мадди Уотерса, Сонни Боя Уильямсона, Гитары-Слима, Джонни "Гитары" Уотсона, Клэренса "Пасти" Брауна, Дона и Дьюи, "Спаниелей", "Натмегз", "Парагонз", "Орхидз" и т.д. и т.п. В кухне грудами валялись сладкие булочки - какие-нибудь ананасовые кексы, не проданные в тот день, - в доме деваться было некуда от крахмала,- и мы объедались ими, пока играли пластинки. Дон то и дело кричал матери (вечно ходившей в синем шенилевом купальном халате): "Сью! Принеси мне пепси!" Больше в Ланкастере нечего было делать.
Главным нашим развлечением, не считая пластинок, были ночные походы на шоссе, к "Денни", где мы пили кофе.
Если у Дона заканчивались деньги (это еще до того, как он стал развозить хлеб), он открывал заднюю дверцу фургона, вытаскивал длинный лоток с черствыми булочками и отправлял Лори ползти через щель в запертую кабину, где она тибрила несколько долларов из отцовского разменного автомата.
После кофе мы катались на голубом "олдсмобиле" Дона с самодельной головой человека-волка на руле и болтали о людях с большими ушами.
